Советизации Азербайджана — первого государства в Закавказье — которая состоялась 28 апреля 1920 года, предшествовало несколько важнейших моментов, имевших самые серьезные последствия для развития событий во всем регионе. Начнем со вступления московских большевиков в альянс с Мустафой Кемалем, что наделило Азербайджан специфической миссией в советской стратегии по отношению к Турции. Как докладывал Орджоникидзе Ленину, «весьма активную роль в пользу революции в Баку сыграли турецкие аскеры и офицеры, отряд которых пресек правительству возможность бежать из Баку». Далее было то, что альянс с Кемалем хронологически совпадал с инициированным Москвой процессом консолидации в Азербайджане левых, в основном национальных партий в Азербайджанскую коммунистическую партию, учредительный съезд которой состоялся в феврале 1920 года.

Так, интернациональная Бакинская организация РКП (б) и национальные «Гуммет» и «Адалет» стали составной частью РКП (б). Об этом было прямо записано в итоговой резолюции съезда: «Объявить Азербайджанскую Коммунистическую партию частью Общекавказской краевой коммунистической организации и считать Кавказский краевой комитет своим руководящим органом». Избранный на съезде Центральный комитет АКП (б) включал в себя А. Караева, М. Гусейнова, А. Байрамова, Д. Буниат-заде, Г. Султанова и других.

Началась координация действий азербайджанских коммунистов с политическими организациями кемалистов. Так, исполнительный комитет Турецкого национального движения приказывал всем туркам, находившимся в Баку, подчиняться всем распоряжениям Кавказского краевого комитета. Весной 1920 года Кавказское бюро ЦК РКП (б) заключает с Кемалем договор — «в обмен на помощь против англичан турецкие националисты соглашаются помочь Красной армии советизировать Азербайджан». Важно отметить и то, что азербайджанское правительство передало власть в Баку не работавшему в подполье бакинскому комитету РКП (б), а прибывшему из Москвы Нариману Нариманову.

До апреля 1920 года Азербайджаном правила партия «Мусават». Формально ее основателем считают Мамеда Эмина Расулзаде, который ранее состоял в рядах социал-демократов, был хорошо знаком со Сталиным, Микояном, Орджоникидзе, Мдивани. Кстати, «Мусават» была тогда единственной партией европейского типа на мусульманском Востоке. По логике тогдашних большевистских стратегов «мировой революции», место ее в Азербайджане должна была занять Азербайджанская коммунистическая партия, ставившая перед собой задачу возглавить федерализацию тюркского мира. В перспективе планировалось создать советскую тюркскую федерацию с включением в ее состав кемалистской Турции, Азербайджана и, возможно, других тюркских государственных образований Средней Азии и даже части Ирана, но на основе большевистской идеологии и неизбежного тюркского национализма. Именно азербайджанские коммунисты, а не Кемаль, должны были идти в авангарде развития тюркизма. Не случайно в то время возглавлявший Наркомнац Сталин готовил азербайджанских коммунистов к роли возможных дублеров Ататюрка.

Соответственно, в начале 1920-х годов в Азербайджане выстраивалась политика кадровой коренизации. В то же время, как пишет азербайджанский историк Ильгар Нифталиев, на первом этапе советизации Азербайджана «на высших ступенях партийно-государственной власти Азербайджанской ССР было сильное засилье армянских коммунистов», которые, по его же словам, «выступали в роли активных участников как дореволюционного социалистического движения, так и борьбы за установление и утверждение советской власти в Азербайджане». Помимо того, в Баку рекрутировались кадры из России. Не случайно на это остро реагировала Анкара. В этой связи Нифталиев приводит доклад члена комиссии ВНСТ по исследованию Советской России Исмаила Субхи Сой-саллы-бея, в котором отмечается:

«Независимый на словах, а на деле подчиненный ЦК РКП Азербайджан разрушен и ограблен советским строем. Национальной границы совершенно не существует. С самого начала власть оказалась в руках армян. Насилия над мусульманскими интеллигентами не прекращаются. Истребление всех сил страны является плодом слишком умной, слишком расчетливой тактики. Эта политика истребления ведется не русскими искренними коммунистами, а подкрашивающимися под коммунистов армянами и другими различными национальностями. Чрезвычайная комиссия не подлежит никакому контролю, такие люди как Саркис, Панкратов и Скочков, определенно настроены против мусульман. Административный аппарат Азербайджана русский, армянский, грузинский, но не мусульманский».

Вот почему назначение 10 февраля 1921 года Мир Джафара Багирова председателем ЧК Азербайджанской ССР можно рассматривать как знаковое событие. ЧК должна была стать параллельным опорным политическим центром в Азербайджане, противостоящим, но не борющимся с Кавказской Красной армией и ЦК АКП (б) для «поддержки Азревкома и Совнаркома, состав которых состоял исключительно из азербайджанских коммунистов во главе с Наримановым». Тогда сложилась сложная ситуация. С одной стороны, Нариманов и его сторонники активизировали кампанию в республике с переводом ее элементов в Москву, согласно которой Азербайджану должны были предоставить относительно широкие права, при осуществлении преобразований — учтены местные условия, национальные обычаи и традиции, языковые и религиозные особенности, руководство республикой должны осуществлять, хотя и коммунисты, но представители коренной национальности.

С другой стороны, был взят курс на выдавливание из партийного и государственного аппарата прежде всего армян и лиц другой «некоренной» национальности. Что же касается Азербайджанской ЧК, то в ее задачу входило «разоблачение националистических антисоветских заговоров», куда часто попадали функционеры партийного и государственного аппарата армянской национальности, которых часто обвиняли «в сотрудничестве с дашнаками». Кстати, об этом говорил известный коммунист Ломинадзе во время обсуждения национального вопроса на II Съезде АКП (б) (16−23 октября 1920 года): «У нас есть десяток, несколько десятков товарищей, которые говорят — «поскреби армянина, под ним дашнак сидит». Утверждалось, что малый процент национальных кадров в партийных и советских органах Азербайджана якобы значительно ослабляет авторитет и привлекательность советской власти и идеологию большевизма в глазах местного населения. Не случайно в центральной и в местной большевистской печати шла кампания, согласно которой с точки зрения «национального возрождения» мусульмане Кавказа отставали от армян и грузин», но создание советской республики Азербайджан «исправит» ситуацию.

Однако, по словам западного исследователя Йорга Барберовски, «в первые послереволюционные годы жители Азербайджана идентифицировали себя как тюрки, мусульмане или просто крестьяне; мало кому был известен термин «азербайджанец», получивший более систематическое распространение только с 1930-х годов». Это было естественно, если иметь в виду общетюркский геополитический проект. Здесь и таилась ловушка, причем весьма опасная для «героев» острой азербайджано-турецкой геополитической интриги. Тем более потом что-то пошло не так, когда стала очевидна перспектива разворачивания Азербайджана в сторону не столько большевизма, сколько тюркизма.

Битва русской «партии»

Советизация Азербайджана привела к тому, что все спорные территориальные проблемы в регионе решались только в его пользу. В конце мая 1920 года Орджоникидзе предлагал Ленину, Сталину и Карахану (заместителю наркома иностранных дел) «взорвать Армению», хотя существовала директива наркома иностранных дел Чичерина: «Политика мира и компромисса с буржуазной Грузией, с дашнакской Арменией и турецкими националистами продиктована ЦК партии по соображениям общей политики и должна неуклонно проводиться. Удерживайте товарищей от действий, идущих с ней вразрез. Наши представители — Киров в Тифлисе и Легран в Эривани — будут ее проводить…»

Кстати, именно Чичерин предвидел рост, но уже на новой основе, националистических настроений в Закавказье. 22 июня 1920 года он обратился в Политбюро с письмом, в котором говорилось: «В то время как ЦК постановил вести линию компромисса с буржуазными правительствами Грузии и Армении, дипломатическим путем вырывать там почву из-под ног Антанты, бакинские товарищи своими действиями срывают компромиссы, отвергают требуемое ЦК заключение соглашения с Арменией, способствуют восстаниям, настаивают на присоединении к Азербайджану тех спорных территорий, которые постановлено занять нашими силами и присоединение которых к Азербайджану сделает совершенно невозможным соглашение с Арменией».

Потом последовала еще телеграмма Чичерина Орджоникидзе: «Карабах, Зангезур, Шуша, Нахичевань, Джульфа не должны присоединяться ни к Армении, ни к Азербайджану, а должны быть под российскими войсками». В ответ Баку стал засылать в Москву эмиссаров, которые убеждали Кремль в том, что «местные командиры наших красноармейских частей совершенно не считаются с азербайджанским правительством, действуют самовольно и произвольно». Орджоникидзе ставил вопрос ребром: «Должна ли Азербайджанская республика существовать самостоятельно или же она должна войти, как часть, в Советскую Россию?» Нариман Нариманов отвечал: «Азербайджанская республика должна быть самостоятельной до советизации Грузии и Армении, а затем посмотрим…»

В то же время глава советской военной миссии в Грузии Павел Сытин предупреждал начальника Полевого штаба РВСР Лебедева, Чичерина, начальника Регистрационного управления Полевого штаба РВСР Ленцмана о необходимости держать под действенным контролем так называемые спорные территории между — по терминологии Карахана — «новыми и старыми Азербайджаном и Арменией», обращал внимание на слабые социально-экономические предпосылки устойчивости советской власти в Закавказье и ее неминуемое перерождение в сторону «национального большевизма». «Сознавая всю ответственность (и даже личную небезопасность), — сообщал Сытин, — я считаю своим долгом давать, как всегда, правдивую политическую информацию, ибо только правильное освещение совершающихся событий поможет центру избрать верную линию политики Р. С. Ф. С. Р. в Закавказье», где, по его же словам, «ждали русских больше, чем советскую власть». И далее:

«Я избегал, опасаясь обвинений в империализме, выдвигать русскую точку зрения на закавказскую проблему. Между тем Великий народ, давший по собственной воле подвластным ему народам право на самоопределение, не может допустить, чтобы Закавказье стало ареной националистических страстей и иностранных интриг, направленных против России. Не может Россия допустить, чтобы Закавказье обратилось во вторые Балканы. И так как прошлое трехлетие доказало, что современная и полная независимость Закавказья означает его зависимость от других держав, Россия должна озаботиться восстановлением в новых формах своего законного влияния в Закавказье».

Эти процессы были видны тогда уже невооруженным глазом, поскольку в регионе разворачивалась нешуточная внутриполитическая борьба и ситуация, необычная во всех отношениях. Было решено до марта 1921 года общее руководство всей деятельностью партийных, советских и государственных органов Северного Кавказа и Азербайджанской ССР осуществлять под руководством расположенного в Ростове-на-Дону Кавказского бюро ЦК РКП (б). Потом Политбюро ЦК РКП (б) решило разделить Кавказское бюро ЦК РКП (б) на Юго-Восточное бюро ЦК РКП (б) (центр — Ростов-на-Дону) и Кавказское бюро ЦК РКП (б) (центр — Тифлис). В марте 1921 года в Ростове-на-Дону возникло полпредство ВЧК по Юго-Востоку, а полпредство ВЧК по Кавказу переместилось в Тифлис.

В феврале 1922 года в соответствии с решением ВЦИК ВЧК преобразована в ГПУ. Но эти преобразования не коснулись Закавказья. В этом регионе органы ЧК функционировали вплоть до 7 сентября 1926 года. Сохранение органов ЧК в Закавказье было в первую очередь связано с очень напряженной внутренней ситуацией в этом регионе, требовавшей от большевиков чрезвычайных мер, для того чтобы сохранить свою власть: в это время в Грузии, Азербайджане и Армении несколько раз вспыхивали серьезные восстания против советской власти. Соответственно, стала укрепляться роль Азербайджанской ЧК.

Ататюрк выигрывает

В начале 1920-х годов в вилке Закавказье — Турция оставалось много взаимосвязанного, о чем историкам сегодня известно очень мало. Москва поддерживала освободительную борьбу турецкого народа, не скрывая, что намерена трансформировать ее в элемент мировой революции на Востоке. В стратегическом отношении Кемаля устраивал проект большевиков по восстановлению Османской империи даже под коммунистическими знаменами. Большевики, сделав ставку на ислам, перспективу его идеологической модернизации — синтез большевизма с исламизмом — выводили в Закавказье за скобки планируемой геополитической трансформации Армению и Грузию, что предопределило важные нюансы при подписании Карского договора 1921 года. Шла большая игра, в ходе которой Анкара ловила Москву на нюансах.

Кемаль в беседах с советскими дипломатами и военными, как отмечалось в их отчетах, говоря о готовности проводить в Турции большевистские реформы, заявлял: мол, если вы говорите о будущем коммунистическом Интернационале, «всемирном государстве рабочих и крестьян», то включите в состав Турции нефтеносный Баку, поскольку англичане, захватив нефтеносные районы в Ираке, лишили ее всех энергетических источников. Сохранилось письмо Кемаля турецкому представителю в Москве Али Фуату, в котором он обозначил свое видение ситуации: «Если бы большевики верили в успех коммунизма в Турции, они бы не поддержали националистов».

Ситуация изменилась тогда, когда Мустафа Кемаль в 1923 году создал свою Народно-республиканскую партию, в программе которой ничего не было от большевизма. Более того, на закавказском направлении он стал перехватывать у Москвы стратегическую инициативу. Когда стало ясно, что большевистский план по созданию тюркской федерации срывается и может трансформироваться в новый пантюркистский проект, в Азербайджане началась борьба с национал-уклонизмом, а потом и с троцкизмом. В республике наступил период политических репрессий, которые осуществлялись усилиями возглавляемой Багировым Азербайджанской ЧК, а в особых случаях Ревтрибуналом и Особым отделом Красной армии. Потом, чтобы вырваться из сложной ситуации, появился проект создании Закавказской социалистической федерации. В апреле 1923 года на XII съезде РКП (б) Сталин следующим образом обосновывал этот тезис:

«НЭП взращивает не только шовинизм великорусский, он взращивает и шовинизм местный, особенно в тех республиках, которые имеют несколько национальностей. Я имею в виду Грузию, Азербайджан, Бухару, отчасти Туркестан, где мы имеем несколько национальностей, передовые элементы которых, может быть, скоро начнут конкурировать между собой за первенство. Этот местный шовинизм, конечно, не представляет по своей силе той опасности, которую представляет шовинизм великорусский, но… Тифлис — столица Грузии, однако в нем грузин не более 30%, армян не менее 35%, затем идут все остальные национальности. Вот вам и столица Грузии. Ежели бы Грузия представляла из себя отдельную республику, то тут можно было бы сделать некоторое перемещение населения, например, армянского из Тифлиса. Был же в Грузии принят известный декрет о «регулировании» населения в Тифлисе, о котором товарищ Махарадзе заявил, что он не был направлен против армян. Имелось в виду некоторое перемещение населения произвести так, чтобы армян из года в год оказывалось меньше в Тифлисе, чем грузин, и, таким образом, превратить Тифлис в настоящую грузинскую столицу. Азербайджан. Основная национальность — тюркская, но там есть и армяне. Среди одной части мусульман тоже имеется такая тенденция, иногда очень неприкрытая, насчет того, что мы, дескать — коренные, а они, армяне — пришельцы, нельзя ли их по этому случаю немного отодвинуть назад, не считаться с их интересами. Это тоже шовинизм».

После этого политическая борьба в Закавказье стала приобретать уже новые формы.

Очерк шестой

Сразу отметим, что мы ссылаемся на опубликованные материалы допросов после ареста Берии и Багирова. В сопровождающих пояснениях автор специально обращает внимание читателей на критическое восприятие таких исторических документов, поскольку они могли готовиться с определенной целью и направленностью. Поэтому не ставилась задача идти по пути сознательных поисков, обличающих Багирова, каких-то аргументов. Хотя бы потому, что речь идет о важнейших политических событиях нашей общей истории, которые имели свои важные особенности как в центре (в масштабах всей страны), так и, конечно, в Азербайджане.

В этой связи публикуемые Аскеровым материалы допроса Багирова, касающиеся взрыва в Баку в начале 1930-х годов храма Александра Невского — практически из того же используемого нами информационного ряда. Но в комментарии к ним просматривается тенденция во всем происходящем обличать только Москву. Действительно, многие политические импульсы, поступавшие в Баку, исходили из Кремля, но не все выглядело столь однозначно. Разобраться во всем этом, раскрутить клубки многочисленных интриг и многоходовых политических комбинаций того времени — задача историков, которая осложняется крайне скудностью, а порой недоступностью исторических документов.

Из чекистов в партийные вожди

Но продолжим. Берию и Багирова объединяло одно важное обстоятельство — оба начинали карьеру в органах ЧК, потом передвигались на государственные и партийные посты. В карьерном росте между ними просматривался небольшой хронологический люфт, так как Берия одно время находился в Баку в подчинении у Багирова, председателя АзЧК, работал заместителем начальника секретно-оперативного отдела. С ноября 1922 года Берию переводят на ту же должность в ГрузЧК. На допросе Багиров, объясняя перевод Берии в Тифлис, говорил: «Потому, что он грузин», явно обозначая признаки проводимой в Закавказье политики коренизации кадров: грузин должен работать в Грузии, а азербайджанец — в Азербайджане. На том же допросе Багиров сообщал, что именно он тогда дал положительную характеристику Берии. Однако с документами того времени историки до сих пор не могут толком разобраться.

К примеру, сохранилось «удостоверение», подписанное секретарем ЦК Азербайджанской Компартии Ахундовым, где говорилось: «Дано сие ответственному партийному работнику тов. Берия Л.П. в том, что он обладает выдающимися способностями, проявленными в разных аппаратах государственного механизма. Работая Управделами ЦК Аз. компартии, чрезвычайным уполномоченным регистрода Кавфронта при реввоенсовете 11-й армии и ответственным секретарем Чрезвычайной комиссии по экспроприации буржуазии и улучшению быта рабочих, он с присущей ему энергией, настойчивостью выполнил все задания, возложенные партией, дав блестящие результаты своей разносторонней работой, что следует отметить как лучшего, ценного, неутомимого работника, столь необходимого в настоящий момент в советском строительстве».

Интрига в том, что к тому моменту Берия работал уже в Грузии, где вскоре он стал председателем ГПУ Грузинской ССР. У Багирова всё складывалось иначе. Он только до 1927 года руководил АзЧК (ГПУ), потом его перевели на должность председателя правления Закавказского сельского союза, что в аппаратном смысле является заметным должностным понижением. Обстоятельства такого кадрового кульбита не выяснены. Существуют несколько версий. Первая связана с тем, что Багиров якобы допустил появление в Азербайджане движения так называемых гачагов, некоторых из которых потом пытался использовать в оперативных целях и не всегда удачно. Противники Багирова сыграли на злоупотреблениях социалистической законностью, выложив на него досье аж с 1924 года, когда он «использовал недопустимые методы расправы в органах АзЧК», будучи председателем.

Вторая версия связана с тем, что Троцкому удалось нанести Сталину чувствительные удары в Закавказье в целом и в Баку в частности, когда стали ставиться под сомнение многие эпизоды революционной деятельности Сталина в этом регионе. Кстати, тогда «воскресли» обвинения Сталина в сотрудничестве с охранкой, звучали заявления о его участии в экспроприациях, были заявления о том, что он «сдал Шаумяна и других бакинских комиссаров», и еще многое другое. Помимо того, авторитет Сталина ставили под сомнение такие известные революционеры, как Филипп Махарадзе, Авель Енукидзе, Мамия Орахелашвили. Последний опубликовал в 1926 году брошюру «Путь грузинской жиронды», где называл меньшевиков истинными демократами, а их лидера Ноя Жордания — марксистом. В тот момент в Баку и в Тифлисе появились даже параллельные партийные троцкистские центры, а сторонники Троцкого почти открыто вели агитационную работу на предприятиях столицы Азербайджана.

Когда Багиров попытался начать чистку в советских и партийных органах, то под его подозрением оказались и многие известные партийные работники, которые стали обращаться с жалобами в Москву, больше апеллируя к Серго Орджоникидзе. Как пишут российские исследователи Виталий Оппоков и Борис Попов, Орджоникидзе подозрительно относился к Берии и Багирову, нередко публично их критиковал, особенно Берию. Из показаний Багирова:

«Берия держался по отношению к Серго Орджоникидзе подло. Сначала Берия использовал хорошее отношение к нему Серго Орджоникидзе в карьеристских целях, а затем, когда Орджоникидзе помог Берии достигнуть определенного положения, то именно Берия стал интриговать против Орджоникидзе. Вспоминаю следующий случай. За несколько месяцев до своей смерти Серго Орджоникидзе посетил в последний раз Кисловодск. В этот раз он позвонил ко мне по телефону и просил приехать к нему. Я выполнил эту просьбу Орджоникидзе и приехал в Кисловодск, где в это время гостил Георгий Димитров. Орджоникидзе подробно расспрашивал меня о Берии и отзывался при этом о нём резко отрицательно».

В результате в 1929 году Президиумом Центральной Контрольной Комиссии ВКП (б) под председательством Орджоникидзе Багиров был привлечен к партийной ответственности «за допущение расправы в органах ГПУ в бытность его председателем ГПУ Азербайджана». Багирова тогда в буквальном смысле спас Берия, написавший докладную записку Сталину. Дело было в том, что весной 1929 года в Азербайджане стали вспыхивать антисоветские выступления. Одно из них, наиболее мощное, началось в Кедабеке Гянджинского уезда, потом в Нухе. В результате 21 августа 1930 года Сталин напишет Молотову: «Багирова (несмотря на его грехи в прошлом) придется утвердить предчека Азер[байджана]: сейчас он единственный человек, который сумеет справиться с поднявшими голову мусаватистами и иттихадистами в Азербайджанской деревне. Дело это серьезное, и здесь шутить нельзя».

7 сентября того же года Багиров был назначен председателем ГПУ Азербайджанской ССР. На допросе он признал, что своим возвращением на должность председателя азербайджанского ГПУ он обязан Берии. Сам Берия занял пост первого секретаря Центрального комитета партии Грузии в 1931 году. Через год он стал первым секретарем Закавказского крайкома, а Багиров — первым секретарем ЦК Компартии Азербайджана (в 1933 году).

Большая политика, пропаганда и репрессии

Закавказье к тому времени оставалось одним из сложнейших регионов СССР, где осуществлялись, как и во всей стране, серьезные социально-экономические и политические преобразования. Это был «великий перелом», сопряженный с огромными достижениями в развитии культуры, экономики, промышленности. Но в каждом национальном регионе имелась своя специфика, когда достижения исторического значения сопровождались, а иногда и захлебывались в обостряющейся политической борьбе. Ко всем этим сложным процессам Багиров в Азербайджане, а Берия — в Грузии, как руководители республиканских партийных организаций, имели прямое отношение. Мы не будет подробно описывать сложную политическую историю того периода в Закавказье. Отметим только факторы, которые, на наш взгляд, стали определять потом тренд развития событий.

В середине тридцатых годов увидела свет книга Берии «К вопросу об истории большевистских организаций в Закавказье», а некоторое время спустя Багиров издает труд «Из истории большевистской организации Баку и Азербайджана». В этой связи остается открытым вопрос о необходимости появления сразу двух этих работ. Был ли пропагандистский тандем двух лидеров, Грузии и Азербайждана, или это являлось демонстрацией появившейся острой политической конкуренции? Две работы, по-своему уникальные, отличилась не только апологетикой закавказского революционного прошлого товарища Сталина, но и демонстрацией Берией и Багировым общесоюзных политических амбиций. Кстати, к тому времени Багиров уже был кандидатом в члены ЦК ВКП (б), а 12 октября 1937 года постановлением пленума ЦК ВКП (б) переведен из кандидатов в члены ЦК ВКП (б).

Когда на I сессии Верховного Совета СССР в январе 1938 года, при формировании нового правительства СССР на основе Конституции 1936 года, Багиров подверг резкой критике деятельность тогдашнего наркома юстиции Николая Крыленко, в результате чего тот не вошел в состав нового правительства, появилась версия о возможном переводе Багирова в Москву. Но на этом пути его обошел Берия, который в 1938 году был отправлен в советскую столицу. Возможно, именно тогда между Берией и Багировым пробежала «черная кошка». Берия потащил за собой в Москву с Кавказа своих соратников — Всеволода Меркулова, Владимира Деканозова, Богдана Кобулова. Но Багиров предложения от Берии не получил, ему пришлось в Азербайджане «охватывать» процент политических репрессий.

На пленуме ЦК ВКП (б), прошедшем 23 февраля — 3 марта 1937 года в Москве, Сталин выступил с докладом «О недостатках партийной работы и мерах ликвидации троцкистских и иных двурушников». Багиров участвовал в работе этого пленума. 9 июля 1937 года он отправил в Москву шифротелеграмму, в которой сообщил о численности подлежащих репрессии, запросив в отношении них санкцию. В итоге, как утверждают западные историки, «с начала лета 1937 до осени 1938 года Азербайджан фактически оказался без управления». Репрессии затронули и высший командный состав ЗакВО. Однако общее число репрессированных в Азербайджане до сих пор неизвестно. Речь идет о нескольких десятках тысяч человек. Это тот самый случай, когда говорят, что из исторической песни слов не выбросишь.Подробности: https://regnum.ru/news/polit/2316685.html,  https://regnum.ru/news/polit/2316108.html, https://regnum.ru/news/polit/2315460.html